Фундаментальные основы хакерства

       

Кто такие хакеры


…Назови ты меня вчера быком, я был бы быком. Назвал бы ты меня лошадью -- и я был бы лошадью. Если люди дают имя какой-то сущности, то, не приняв этого имени, навлечешь на себя беду.

Приписывается китайскому мудрецу Лао-цзы

Прежде чем подавать на стол блюда хакерской кухни, неплохо бы разобраться кто, собственно, эти хакеры и что они едят? Заглянув в толковый словарь английского языка, например в "The American Heritage Dictionary", мы убедимся, что глагол "hack" возник в английском лексиконе задолго до появления компьютеров и в прямом смысле обозначал "бить, рубить, кромсать" (но не уродовать!) топором, мотыгой или молотом. Т.е. делать физически тяжелую, монотонную, занудную, интеллектуально непритязательную работу – удел батраков, неудачников и бездарей. Неудивительно, что производные от глагола "хак" обозначали "бить баклуши", "халтурить", "выполнять работу наспех" – ведь наемные рабочие испокон веков "фунциклировали" из-под палки! Термин считался пренебрежительным, если не ругательным: "хак" стало даже синонимом нашего "кляча"! Словом, в докомпьютерную эпоху титулом "хакера" ни один здравомыслящий человек ни возгордился бы…

Сегодня же "хакер" звучит практически так же как "национальный герой", пускай и преступный, но все же крутой малый, которому не грех подражать. Чем же объясняется такая метаморфоза?

По одной из гипотез в щелчке, издаваемом реле, американцам слышалось "хак - хак". Динозавры машинной эры состояли из многих тысяч реле и "хакали" во всю, особенно когда оператор ЭВМ запускал очередную программу на выполнение. Возможно, именно за это операторов и прозвали "хакерами". Или, говоря по-русски "клацальщиками". По другой гипотезе звук "хак" приписывается перфоратору, кромсающему перфоленту на мелкие куски, так что щепки (такие аккуратненькие круглые "щепочки") во все стороны летят!


На ассоциативном уровне обе гипотезы вполне правдоподобны. И реле, и перфоратор издают повторяющиеся монотонные удары, чем-то напоминающие кашель, а выражение "кашлять сухим кашлем" - одно из значений слова "hack". К тому же, программировали "динозавров" исключительно в машинных кодах, подчас с помощью переключателей или перетыкивания разъемов, - физически тяжелая, нудная, неблагодарная работа, достающаяся наименее привилегированной части персонала. Какой там романтизм? Какое изящество решений или полет мысли? Халтура сплошная… Редкая программа обходится без ошибок, а программа, составленная в машинных кодах – тем более. При желании любого оператора было можно назвать халтурщиком – "хакером" в ругательном смысле этого слова. "Вот, наделал кучу ошибок, хакер ты наш!"

Обыватели же, далекие от вычислительной техники, и знакомые с ней исключительно по фантастическим романам, испытывали перед ЭВМ благоговейное уважение, подогреваемое гордостью за научно-технические достижения всего рода homo sapiens в целом и американской нации в частности. "Белые воротнички" – цвет нации, управляющие махиной размером с супермаркет и стоящей дороже тысячи таких супермаркетов, вызывали у рядового американца смесь восторга, зависти и стремления к подражанию. Вроде как "я тоже хочу быть космонавтом", не задумываясь о том, что космонавтика это только с виду романтика, а в действительности – каторжная работа.

Но, если желание побывать в космосе до сих пор смогли реализовать лишь единицы, то ЭВМ стали широко доступными уже в начале шестидесятых. К тому времени их было можно встретить и в подвалах университетов, и в стенах крупных корпораций, и практически во всех исследовательских учреждениях. Очутиться за пультом ЭВМ в создании студента означало практически то же самое, что и "сесть за штурвал реактивного бомбардировщика". Программирование ассоциировалось отнюдь не с "батрачеством", а с интеллектуальной игрой.


И "старшие наставники" студентов – операторы ЭВМ были не только их руководителями, но и кумирами. Студенты, одержимые вычислительной техникой, стремились во всем копировать персонал, обслуживающий большие ЭВМ, часто без понимания сути происходящего. Прознав жаргонное прозвище операторов, студенты, не догадываясь о его иронично – оскорбительном оттенке, с достоинством стали называть хакерами и себя и своих товарищей, и даже свою работу окрестили "хакерством". Но в их устах слово "хакер" звучало отнюдь не насмешкой, а расценивалось как титул. Ты – хакер, значит, ты такой же мастер, как и настоящий оператор ЭВМ. Значит, ты крутой парень и перед тобой не стыдно снять шляпу.

Так "хакеры" из работяг превратились в программистов – энтузиастов, помешенных на компьютерах и выделывающих на них такое… такое, что другим и не снилось. Термин продолжал видоизменяться, мигрируя своими значениями в сторону "крутого трюка", "забавного эффекта", "выполненного со вкусом розыгрыша". Этот дух подхватили и другие факультеты, порой и вовсе не связанные ни с электроникой, ни с вычислительной техникой, ни даже с точными науками вообще. "Хаком" стали называть любой классный розыгрыш или нестандартное решение знакомой задачи, – жаргонный термин технического языка превратился в модное словечко, употребляемое всеми кому не лень.

Тем временем мутация "хакера" продолжалась…  Чтобы понять ее причины мысленно перенесемся в конец шестидесятых – начало семидесятых, а, может, даже чуточку позже. В те годы среди западной молодежи витал дух борьбы. Борьбы с кем? Да разве это важно! Протестовали против войны во Вьетнаме (кто не хотел служить в армии – жгли повестки), ломали пуританские устои старого мира, провозглашая свободу любви, презирали деньги (или только делали вид, что презирали, завистливо поглядывая в сторону того, у кого они есть). По большому счету вся борьба сводилась к суете в песочнице и власть имущих в общем-то ничуть не раздражала.




Молодежные лидеры не имели в руках никакого оружия – ни политического, ни экономического, ни идеологического, не говоря уже об огнестрельном. К тому же, через десяток лет дух борьбы покинул Америку и весь шум закончился.

"Счастливое исключение" составили программисты. В те дни компьютерные системы еще не успели обзавестись достойной защитой, но уже управляли стратегически и экономическими важными объектами. Власть над компьютерами позволяла дать хорошего пинка и правительственным организациям, и финансовым магнатам, и корпорациям, и другим сильным мира сего, причем, оставаясь безнаказанным. Не существовало ни соответствующих законов, ни компьютерной полиции, способной "вычислить" преступника…

Словом, дикий запад времен разбоя, романтики и беспредела, когда человек с кольтом мог заставить шерифа мирного уездного городка "слушать Шопена лежа". У американцев надо сказать, по поводу освоения Америки очень сильный комплекс – одних вестернов они сняли больше, чем мы фильмов про Великую Отечественную Войну. Понятно дело, каждый юный американец в душе мнит себя полноправным ковбоем!

Компьютеры же позволили воплотить эту мечту в жизнь. Освой ЭВМ и носись по электронным сетям, как "неуловимый Джо", отстреливающий индейцев (банкиров, ЦРУ-шников и т.д.). Да и как не носиться, когда на книжных лотках как грибы появлялись фантастические романы, главными героями которых были компьютерные взломщики – хакеры. Писатели, никогда в жизни не видевшие ЭВМ, плохо разбирались в техническом жаргоне и употребляли его на интуитивно-бессознательном уровне безо всякого понимания. Достаточно перелистать "The Shockware Rider" Джона Бруннера (John Brunner) 1975 года, "The Adolescence of P?1" Томаса Риана (Thomas Ryan) 1977 года или "Necromancer" Вильяма Гибсона (Wilam Gibson), опубликованный в 1984 году, чтобы убедиться насколько их авторы были далеки от вычислительной техники. Впрочем, литературных достоинств произведений это ничуть не ущемляло, а читатели в своей массе были от вычислительной техники еще более далеки, чем писатели, и у них сложился устойчивый образ "ЭВМ – это круто", а "хак – это вообще круто".


Нейроматик, кстати, был самой любимой книгой Роберта Тапплана Морриса, создавшего своей знаменитый вирус – червь, надо полагать, не без влияния Вильяма Гибсона.

Журналисты, не обременение ни знаниями ЭВМ, ни лингвистическим образованием, из всего этого поняли только одно: некто, называющие себя хакерами, ломают компьютеры по всей стране, причем ломают весьма круто с убытками в особо крупных размерах.

Слово "хакер" вырвалось на страницы газет, но в широких массах глагол "хак" по-прежнему означал все те же "бить--кромсать", и американцы, вполне естественно, заключили, что хакер -- это тот, кто вламывается в чужие системы и раздалбывает их в пух и прах.

Вот, собственно, и все… Кольцо замкнулось, - термин "хакер" вернул свое "историческое" значение, но не прекратил эволюцию! Хакерам прошлого поколения (т.е. энтузиастам программирования) очень не понравилось, что их титул смешали, мягко выражаясь, с дерьмом, и при его упоминании от них все стали шарахаться как от огня. Стремясь реабилитировать себя в глазах общественности, хакеры предприняли попытку разделить всех своих на "хороших" и "плохих", оставив за "хорошими" парнями право называться "хакерами", для "плохих" придумав специальный термин "кракер" – от слова "crack" – ломать (кстати, почему не "брейкер" от слова "break"?), в буквальном смысле обозначающий "ломатель". Затея с треском провалилось, - далеко не каждый взломщик был готов нацепить на себя ярлык плохого паря. Называться хакером по-прежнему считалось и модно, и престижно, пускай все "хакерство" ограничилось "wannabe" (в дословном русском переводе "хочубытькак", т.е. подражанием). Предметы хакерской культуры обожествлялись, становясь предметом поклонения, догматом, иконой на стене.

Эта ветка генеалогического древа "хакеров" не имеет будущего и обречена на медленное, но неотвратимое вымирание.


Уже сегодня, в начале первого десятилетия двадцать первого века, термин "хакер" стал всеобъемлющим и утратил всякий смысл. Кто пишет вирусы? Хакеры! Кто ломает программы? Хакеры! Кто крадет деньги из банков? Хакеры! Кто пакостит в Сети? Хакеры! Кто программирует на ассемблере? Хакеры! Кто знает все тонкости операционной системы и железа? Хакеры! Сказать собеседнику, что ты хакер, не уточив, что конкретно ты имеешь под этим ввиду, все равно, что ничего не сказать.

Термин "хакер" умер, но ведь хакеры – остались! Остались и работяги-кодеры, пускай уже не клацающие реле, но зато шумящие пропеллерами вентиляторов, остались и энтузиасты программирования, упоенно программирующие и на древних, и на современных языках, остались и исследователи защит, и умельцы по их взлому… Люди есть, а термина, определяющего их принадлежность, уже нет.

Почему бы не назвать определенную категорию компьютерщиков "кодокопателями"? Этот термин, впервые употребленный Безруковым, на мой взгляд, очень удачен и интуитивно понятен без дополнительный объяснений. Любой, кто любит копаться в коде (не обязательно машинном) по праву может считать себя кодокопателем.

Таким людям, собственно и посвящена эта книга…


Содержание раздела